Летопись Ипатьевская — общерусский летописный свод южной редакции кон. ХШ— нач. XIV в., древнейшим списком которого является Ипатьевский XV в. Рукопись эта, найденная Н. М. Карамзиным, содержит второй по древности (после списка Летописи Лаврептъевской 1377 г.) список начальной русской летописи — Повести временных лет. Л. охватывает хронологический период до 1292 г. и включает в себя три основных памятника — ПВЛ, Киевскую летопись и Галицко-Волынскую летопись. Л. сохранилась в семи списках: 1) Ипатьевский список первой четверти XV в. (БАН, 16.4.4); завершается записями о пинских и степанских князьях 1292 г. Рукопись принадлежала костромскому Ипатьевскому монастырю. Есть пробелы, объясняющиеся неисправностью оригинала, а также перебои в повествовании в связи с тем, что в оригинале были перепутаны листы; 2) Хлебниковский список (ГПБ, Р.IV.230) XVI в., юго-западного происхождения. Восходит к тому же оригиналу, что и Ипатьевский, но в ряде случаев содержит более правильные чтения и иногда восполняет пробелы Ипатьевского списка. Кроме того, сообщение о пинских и степанских князьях, завершающее Ипатьевский список, в Хлебниковском читается несколько ранее. Остальные пять списков восходят к Хлебниковскому и поэтому не имеют существенного значения для восстановления протографа; 3) Погодинский список (ГПБ, собр. Погодина, № 1401) начала XVII в., дефектный, конец утрачен. Это точная копия Хлебниковского списка, отразившая имеющиеся в нем перебои текста и перестановки; 4) Краковский список (из Пулавской библиотеки князей Чарторыских) конца XVII в., список сделан с русской рукописи 1621 г. (может быть, не непосредственно, а через список—посредник) латинскими буквами. Эта рукопись отражает текст Погодинского списка, но восполняет конец, который в Погодинском утрачен. Имеются искажения в тексте, связанные с тем, что писец плохо понимал оригинал; 5) Ермо-лаевский список (ГПБ, Р.IV.231) конца XVII—начала XVIII вв.; 6) ГПБ, Р.IV.237 — копия с Ермолаевского списка; 7) БАН, 21.3.14, 1651 г. Перечисленные рукописи подробно описаны А. А. Шахматовым в предисловии к изданию Ипатьевской летописи (ПСРЛ, т. 2, с. VI—XVI); о списке БАН, 21.3.14 в кн.: Описание Рукоп. отд. Библ. АН СССР. М.; Л., 1959, т. 3, вып. 1, с. 304-306.

Происхождение, состав и формирование текста Л. определяются специалистами по-разному. Л. имеет мало аналогий с другими летописными памятниками. Текст ее включает три основных компонента: ПВЛ — от начала летописи до статьи 1118 г. (л. 1—106 об.); Киевская летопись — от 1119 до 1200 г. (л. 106 об.— 245); Галицко-Волынская летопись — от 1201 до 1292 г. (л. 245— 307 об.). Однако, поскольку Л. представляет собой свод, т. е. она формировалась путем последовательного включения одного в другой разных сводов, состав ее представляется значительно сложнее. А. А. Шахматов выделил четыре источника Л.: 1) Общерусский летописный свод, составленный в Суздальской области в начале XIV в. и бывший одним из источников Л., Летописи Лаврентьевской и летописного свода Московского великокняжеского 1479 г. Однако существование этого общего источника в настоящее время в науке отвергнуто; связь между Л. и Лаврентьевской летописью достаточно убедительно объясняется влиянием южнорусского свода XII—XIII вв. на владимирское летописание XII—XIII вв. Едва ли есть необходимость предполагать протограф начала XIV в. у Л., доведенной до конца XIII в. 2) Киевский летописный свод, составленный в киевском Михайловском Выдубицком монастыре в 1199 г.; 3) Черниговский свод; 4) Галицко-Волынский свод (который используется составителем Л. уже с 40-х г. XII в.).

Об основных компонентах Л. в науке существуют следующие суждения: Первый из них — 3-я редакция ПВЛ, составленная в 1118 г. в Киево-Печерском монастыре, в Л. она вошла в составе Киевского летописного свода. Второй компонент Л. — Киевский свод 1200 г. Он (согласно А. А. Шахматову и М. Д. Приселкову) был составлен игуменом Выдубицкого монастыря Моисеем и кончался сообщением о постройке вокруг Выдубицкого монастыря в 1199 г. каменной стены; под 1200 г. помещена речь игумена Моисея с благодарностью князю Рюрику Ростиславичу и с похвалой ему. Поскольку известия о Рюрике Ростиславиче и его семье содержатся в этом своде регулярно начиная с 1173 г. (притом, как отмечает М. Д. Приселков, составитель свода приписывает Рюрику деяния его предшественника — Святослава Всеволодовича), М. Д. Приселков предлагал считать Киевский свод 1200 г. великокняжеским сводом Рюрика Ростиславича. В этом своде он выделял три источника: первый из них — семейная хроника Ростиславичей, с некрологами каждому из них: Святославу (1172 г.), Мстиславу (1177 г.), Роману (1180 г.), Давыду (1198 г.). Эти некрологи, написанные традиционным этикетным языком, содержат похвалы князьям без индивидуальных характеристик и фактических сведений об их деятельности. Они написаны одним автором — Моисеем (многие из них текстуально совпадают) — в Киеве (а не в тех городах Киевского государства, где княжил тот или иной князь) в связи с получением известий о смерти князей, т. е. «хроника Ростиславичей» не содержит фактических сведений о княжении князей Ростиславичей или каких-либо местных данных. Второй источник Киевской летописи — летописец Переяславля Южного князя Владимира Глебовича, заканчивающийся описанием смерти этого князя в 1187 г. и включающий повествование о военных действиях его против половцев. Третий источник — Черниговский летописец князя Игоря Святославича, оканчивающийся сообщением о смерти в 1198 г. черниговского князя Ярослава Всеволодовича и вступлении на черниговский стол Игоря Святославича. Черниговский летописец, как полагал М. Д. Приселков, был начат при Святославе Ольговиче (отце Игоря), продолжен при Олеге и потом при его брате Игоре Святославиче — т. е. это семейный летописец Святославичей, возникший в 40-х г. XIII в. Однако летописец Игоря Святославича перерастает рамки семейного летописца; после 1120 г. (под 1123, 1140, 1142 и др. гг.) появляются сведения о черниговских князьях и епископах (за пределами семейной хроники). Это летописание велось в Киеве, а не в Чернигове (об этом можно судить, например, по враждебным — невозможным в Чернигове — сообщениям об Олеге Гориславиче). Принципы работы сводчика, сочетавшего киевский и черниговский источники, хорошо видны на примере рассказа об убийстве князя Игоря Ольговича киевлянами — в этом рассказе видны два источника: киевский рассказ (подробный, но деловой) и черниговский (условно-литературный). Приселков считает, что житийный рассказ восходит к черниговскому летописанию, поскольку под 1180 г. есть сообщение о перенесении мощей Игоря Ольговича в Чернигов стараниями его брата Святослава Ольговича, князя Черниговского. Анализируя повесть об убийстве Игоря, Д. С. Лихачев высказал мнение, что в ней соединились три повести, причем соединение это сделано небрежно и противоречиво — версия Ольговичей, канонизировавших Игоря, написанная в житийном стиле; переяславская версия — нейтральная, и киевская — оправдывающая Изяслава и обвиняющая Олъговичей и Давыдовичей. В тексте Киевской летописи, как это отмечал еще А. А. Шахматов, имеются вкрапления из Галицко-Волынского свода начиная с 40-х г. XII в., и из ростово-суздальского летописания. Влияние этого источника наблюдается во всех частях Л., но главным образом это касается Киевской летописи. Поскольку все известия, взятые из ростово-суздальского летописания, в Л. связаны с Черниговом, М. Д. Приселков считает, что они попали в Киевскую летопись через черниговский летописец Святослава Ольговича. По мнению В. Т. Пашуто, Киевская летопись доходит не до 1200 г., а до 1238 г., т. е. до нашествия татар. Он опирается на тот факт, что в статье, предшествующей в Л. ПВЛ («Се же суть имена князем киевьским, княжившим в Киеве до избитья Батыева» — л. 1—1 об. Ипатьевского списка), список князей завершается Владимиром Рюриковичем и Димитром, наместником Даниила, при котором «взята Батый Киев». Таким образом, по мнению В. Т. Пашуто, летописец писал при дворе Даниила Романовича после нашествия татар; он же пополнил киевский текст кусками галицко-волынского летописания XII в. и использовал Киевскую летопись до 1238 г. Этим объясняется и отсутствие в Л. сведений о Романе Мстиславиче — Киевская летопись была ему враждебна, а своего летописца у него не было. После 1200 г. летописец Даниила Романовича берет из Киевской летописи только те немногие сведения, которые ему были нужны для дополнения свобственного галицко-волынского летописания (которое возникло при Данииле, а не при Романе, в связи с тем, что политический центр общерусской жизни после татарского нашествия переместился в юго-западную Русь, в связи с чем там и возникло княжеское летописание). Пересматривает В. Т. Пашуто и точки зрения А. А. Шахматова и М. Д. Приселкова на взаимоотношения Л. с другими летописями. Резюмируя рассуждения В. Т. Пашуто о Киевской летописи, следует предполагать наличие второго киевского свода, повествование которого было продолжено по сравнению со сводом 1200 г. и в котором были заимствования из ростово-суздальского летописания. Этот свод сохранился только в тех немногих фрагментах, которые включены в галицко-волынскую часть Л. Третий компонент Л. — Галицко-Волынская летопись, резко отличается от предшествующего текста по стилю и по содержанию; можно считать, что это самостоятельный, почти независимый от общерусского летописания памятник. В частности, повествование в Гадицко-Волынской летописи составлялось не но годам: в Хлебниковском списке вообще нет годовой сетки (как ее, по-видимому, не было в протографе), а в Ипатьевском списке годы проставлены при составлении списка, притом с механической ошибкой — при присоединении к Киевской летописи, оканчивающейся 1200 г., составитель Л. первым годом Галицкого летописца поставил 1201, хотя на самом деле события, о которых повествуется под 1201 г., произошли, как свидетельствуют другие источники, в 1205 г., так что хронологическую сетку следует сдвинуть лет на пять. Пашуто, опираясь на мнение Приселкова, считал, что первоначально летопись писалась в форме свободного рассказа, потом (в конце XIII в.) материалы были перегруппированы в соответствии с хронологией событий, но без годовой •сетки, которую внес в летопись лишь редактор Ипатьевского списка.

Галицко-Волынская летопись — это уникальный источник сведений о Галицком и Волынском княжествах, а также о международных связях России этого времени, поэтому уже в XIX в. она привлекалась для исследований по истории юго-западной Руси, издавалась и цитировалась, но до 40-х г. XX в. исследования происхождения и состава этого памятника не было произведено. Вопрос об источниках и составе Галицко-Волынскоа летописи чрезвычайно важен. Трудность исследования ее текста заключается, во-первых, в том, что каждый последующий летописец редактировал работу своего предшественника, дополнял и включал в свой свод предыдущий в существенно переработанном виде. Во-вторых, сведения об авторах, редакторах, месте и времени написания сводов мы вынуждены черпать из самого текста летописи, так как мы не располагаем параллельными текстами, возможными источниками Галицко-Волынской летописи. Источники Галицко-Волынской летописи многообразны: это княжеские летописцы, различные документы (акты, грамоты, военные донесения, дипломатические отчеты), рассказы очевидцев о битвах и походах, воинские повести, фрагменты из других летописей (например, Повесть о битве на Калке), местное летописание (например, Пашуто утверждал существование Новогрудской Литовской летописи, откуда взяты подробные известия о литовских князьях в летописец Шварна Даниловича — однако, это считается недоказанным) и т. д. Кроме того, в Галицко-Волынской летописи есть частые обращения к книжным источникам — к переводным историческим сочинениям (греческим хроникам, к «Истории иудейской войны» Иосифа Флавия); есть в ее составе и большие цитаты из «Слова о законе и благодати» митрополита Илариона. Из текста летописи выясняются имена лиц, составивших отдельные документы, или авторов тех или иных рассказов; в создании летописи в качестве информаторов об отдельных событиях принимали участие тысяцкий Демьян, боярин Вячеслав Толстый, дядька Мирослав, стольник Яков, дворский Андрей, тысяцкий Димитр. Согласно гипотезе В. Т. Пашуто, Начальная Галицкая летопись, составленная в 1211 г. галицким книжником Тимофеем, вошла в состав свода, составленного в 1246 г. Кириллом (ум. 1280 г.), митрополитом Киевским, и продолженного до 1261 г. епископом Иоанном в г. Холме. После смерти Даниила Романовича летописание перешло во Владимир Волынский. Пашуто считал, что летописец Василька Романовича довел повествование до 1269 г., его продолжил короткий летописец Шварна, а затем — свод 1272—1289 гг., рассказывающий о княжении Владимира Василъковича, князя Волынского. Автором этого свода Пашуто считал епископа Владимирского Евстигния (по мнению И. П. Еремина, не меньше оснований приписывать его епископу Туровскому Марку), а А. И. Генсьорский — писца Федорца, которому Владимир поручил писать свое «рукописание» — завещание. Последний свод — Свод Мстислава Даниловича 1292 г., включил в себя также сведения о «заднепровских князьях», т. е. отрывки из местных летописей Пинска, Степани и др. Киевская и Галицко-Волынская летописи рассматриваются как выдающиеся памятники литературы. Именно на материале Киевской летописи И. П. Еремин построил свою классификацию типов летописного повествования. Кроме того, исследователи «Слова о полку Игореве» (см. Автор «Слова о полку Игореве») указывали на его близость к образной и языковой системам летописи. По гипотезе Б. А. Рыбакова, один из киевских летописцев мог быть автором «Слова о полку Игореве».

Л. оказала влияние на ряд последующих летописных памятников и, в числе их, на общий протограф Софийской I и Новгородской IV («Новгородско-Софийский свод» или «Свод 1448 г.») и на протограф Московского свода и Ермолинской летописи («Свод Феодосия—Филиппа» по А. Н. Насонову).

Изд.: ПСРЛ, 1843, т. 2 (2-е изд. под ред. А. А. Шахматова: СПб., 1908; фотомехан. переизд.: М., 1962; 3-е изд.: Пг., 1923, т. 2, вып. 1); Волынско-Галицкая летопись, составленная с концом XIII в. / Издал и объяснил A. С. Петрушевич. Львов, 1871; Летописный рассказ событий Киевской, Волынской и Галицкой Руси от ее начала до половины XIV в. / Изд. Алек сандр Клеванов. М., 1871; Летопись по Ипатскому спискому / Изд. Археогр. ком. СПб., 1871; Древнерусские летописи / Пер. и ком. В. Панова, статьи B. Лебедева и В. Панова. М.; Л., 1936, с. 246—313; Галицько-Волинський лiтопис, ч. 1 / Переклав i пояснив Т. Коструб. Львiв, 1936 (пер. на укр. яз.); The Galician-Volynian Chronicle / Transl. by G. A. Perfecky. Munchen, 1973 (пер. па англ, яз.); Галицко-Волынская летопись / Подгот. текста, пер. и ком. О. П. Лихачевой. — ПЛДР. XIII век. 1981, с. 236—425. Лит.: Фирсов Н. Н. Содержание и характеристика Галицко-Во-лынской летописи. Казань, 1891; Истрин В. М. Хронограф Ипатского списка... — ЖМНП, 1897, № 11, с. 83—91; ГрушевськийМ. С. Хро-нольогiя подш Галицько-Волинськоi лiтописи. — ЗНТШ, 1901, т. 41, с. 1 — 72; Орлов А. С. 1) К вопросу об Ипатьевской летописи. — ИОРЯС, Л., 1926, т. 31, с. 93—126; 2) О галицко-волынском летописании. — ТОДРЛ, 1947, т. 5, с. 15—24; Шахматов. Обозрение, гл. 4—5; Приселков М. Д. История русского летописания XI—XV вв. М.; Л., 1940; Ч е-р е п н и н Л. В. Летописец Даниила Галицкого. — ИЗ, 1941, т. 12, с. 228— 253; Лихачев Д. С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.; Л., 1947, с. 176—267, 431—433; Еремин И. П. 1) Киевская летопись как памятник литературы. — ТОДРЛ, 1949, т. 7, с. 67—69